«Сколько волка не корми, он все равно в лес смотрит»
Ночь, словно вороново крыло, давно уже накрыла Цишань, погружая Безночный город во мрак, лишь озорной, чуть потрескивающий костерок, старательно обложенный камнями, рассеивал тьму, окружавшую двух единственных носителей ненавистной всему миру фамилии Вэнь. Но сон всё не шёл. Привитый с детства режим ложиться в девять и вставать с рассветом, незаметно для себя дал трещину, и теперь, лежа с сомкнутыми веками, Вэнь Юань мог не один час проваляться без сна, наедине с не веселыми думами, пока не проваливался в беспокойный сон. Еще и капля вины за своеволие терзали его после того, как он не сказав ни слова, не предупредив никого, бросил всё и сбежал из храма Гуан Линь, и не с кем-нибудь, а с самим Призрачным Генералом, лютым мертвецом и чудовищным оружием самого Старейшины И-Лин! Прошло уже немало дней с того момента, как юный заклинатель впервые за всю свою жизнь поступился с правилами, столь старательно выбитыми на стене послушания. И даже думать было страшно, как его встретят, когда [если] он вернется в место ставшее ему за последние тринадцать лет домом. Скорее всего, учитель Лань будет в бешенстве. Скорее всего, его накажут в назидание другим, чтоб неповадно было. Так и не поняв, что все эти правила никогда не сделают из волка, покорного пса, что, сидя на коротком поводке, будет радостно вилять хвостом выполняя приказы.

Правила и устои теряют власть над человеком, стоит лишь тому повстречаться со своей судьбой.

В своё время, он часто сидел и читал их, не только когда его наказывали, но и просто так, думая о чем-то далеком, никак не связанным с четырьмя тысячами правил. Иногда читал со свитков. Написанных и скопированных руками множества адептов, живших в ордене до него, кому не посчастливилось попасть под наказание. Правила его окружали с самого детства, повсюду и нельзя было не то что сказать, но и шевельнуться без оглядки на старших, чтобы не увидеть в их глазах недовольство или одобрение. Молодое поколение, еще гибкое и податливое как воск, шлифуют, гнут под нужным углом, делают удобными, правильными, воспитанными и, что самое главное дисциплинированными и послушными, используя для этого недовольство, порицание, наказание. Подкрепляя это долгом и благой целью - стремлению к возвышенности и духовности, идеальности достойной самих Небожителей. Считая, что человеческое тело, это сосуд и чем его наполнишь, таким он и станет в будущем. Лань Сычжуя всю жизнь наполняли «правильными» вещами - как плоть, так и дух. Вот только не учли старательные учителя и наставники одного из всеми почитаемого Ордена, что в свое время дитя, что так внезапно появилось в клане, уже был наполнен не менее крепкими установками, которые осели глубоко в сознании, старательно были прикрыты амнезией и ледяной корочкой смирения не давая пересекаться с настоящим, не смешивая их. Возможно, он бы и прожил всю свою жизнь, так и не подозревая о том, кто он такой, какие имеет корни, какие чувства были старательно похоронены на дне души. Но, мертвецы не всегда спокойно лежат в своих могилах, кому как не заклинателю знать об этом.

Ставшая привычная жизнь, пусть со своими сложностями и проблемами, осыпалась под ноги мелким крошевом обнажая застарелые раны, поднимая со дна, как осадок в компоте запрещенные сильные чувства, непростительный страх и отвращение к людям, стоило лишь дрожащим пальцам соприкоснуться с прошлым, облаченным в изящный музыкальный инструмент - антрацитовая флейта с озорной и манящей алой кисточкой. Призрачная флейта самого Старейшины И-Лин. Флейта Чэнь Цин, под чьи трели демоны пускались в пляс. Флейта, ставшая любимой игрушкой маленького А-Юаня, у которого и игрушек то нормальных не было, так: пару веточек, куличики из грязи, цветочки, да пару-тройку настоящих, купленных когда-то самим Хань Гуан Цзунем, но всё это блекло в тени настоящего инструмента. К тому же, это была единственная чистая вещь на весь Луань Цзан, которую позволяли тянуть в рот, когда резались зубы, а после старательно пытался на ней играть, подражая своему названному старшему брату. Вот только итог был один, безбожно обслюнявленная и погрызенная флейта, на которой играть было уже невозможно.

Про это ему рассказал сам Вэй Ин. Он мог бы рассказать и больше, но встреча после долгой разлуки, была слишком коротка, но дольше оставаться подле было… неловко?

Собственное желание провести как можно больше времени рядом, словно пытаясь наверстать упущенное, говорить долго-долго пока сон не смотрит, а потом вновь радоваться проведенному вместе дню, перебрать все осколки воспоминаний и сложить их воедино, насытиться радостью от единения. Но оно столкнулось с реальностью и иной волей. Юноша провел очень много времени с Лань Ванцзы, чтобы не суметь заметить, что у него на Вэй Ина, не менее грандиозные планы, в которые другие явно не входят. Даже Вэнь Нин постарался ретироваться как можно скорее, отмахиваясь от заманчивого предложения. Оно и понятно, тринадцать лет ждать и тосковать по одному единственному человеку...

Он бы тоже ждал.

Вэнь Юань уверен, что, если бы он не забыл, то до сих пор во сне, когда он уязвимее всего и теряется контроль продолжал бы видеть сны о человеке в темных одеждах, слышать мелодию флейты в ветре играющем среди листвы. Но он забыл. Забыл обо всем что ему было дорого, обо всех, кого он любил всем своим детским сердечком. Горечь сожаления, казалось, готова была разорвать грудь и вырваться наружу горькими слезами. Но он не мог. Привычки, говорят, вторая натура. А А-Юань привык с ранних лет держать все чувства под контролем, так от него требовали учителя, Лань Ванцзы, правила. Каждый по-своему, вкладывая свой особый смысл, но суть заключалось в том, что твои чувства никому не нужны и они приносят беспокойство другим. Будь один, возможно ему было бы легче куда-нибудь выплеснуть все то, что так тревожило и волновало душу, но Вэнь Нин, его новообретенный дядюшка всегда был рядом, он как верный пёс хранил выдержку молодого заклинателя, своим присутствием удерживая от соблазна поддаться слабостям или же банальной истерики. Пряча за привычной мягкой улыбкой грусть, отворачиваться и держать ровно спину, зная, чувствуя затылком, что их провожают взглядом.

Отпускать тяжело. Но на тот момент юный заклинатель не мог поступить иначе. И даже не представлял, насколько ему будет не хватать того тепла и спокойствия, что дарили руки этого человека в прошлом. Не помня об этом раньше, абсолютно не задумывался о том, как сильно будет нуждаться в них, желать снова, как когда-то в детстве, прижаться к груди; ощутить тяжелое тепло на спине и знать, что все будет хорошо, что они со всем справятся, что рядом с ним ничего не страшно. Лань Ванцзы, он просто всегда был рядом. С ним было интересно - да, познавательно – да, защищено – да, и даже очень уютно, но не тепло. Его холодность, приучила к самостоятельности раньше, чем юных заклинателей его возраста, которые имея настоящую семью, могли позволить себе покапризничать дома в объятьях матери. Лишь на подкорке сознания, А-Юань всё еще помнил другу жизнь, пусть бедную, пусть с лишениями, но со смехом и радостью ко столь незначительным вещам, что это осталось с ним на всю жизнь. В каждом движении, взгляде, слове, отношению к жизни, к людям.

***
Аромат ночных цветов стелется по комнате,
Он почти забыл о том, что опасность есть
В глубине блестящих глаз утонуть как в омуте,
И во власти лисьих чар растворился весь.
Сохранять хотя бы видимое спокойствие, проще всего оказалось днем, когда за какими-то повседневными делами, беседами обо всем на свете и ни о чем по сути; общением с людьми, когда надо было пополнить провиант, ведь питаться солнечной энергией он был как-то не обучен, хотя старался есть как можно реже, чтобы не смущать Вэнь Нина, который в силу своих особенностей мало в чем нуждался; в поисках вещей для церемонии похорон, когда основными поисками занимался дядя Нин, а он лишь блуждал по лабиринтам резиденции когда-то сильного и могучего ордена Цишань Вэнь. Слушая разные истории о былой войне или глупые россказни сказочников во время Ночной охоты, он и не думал, что когда-нибудь окажется в колыбели тех, кого ненавидел весь заклинательский мир.

«Аннигиляция Солнца»

На уроках по истории, еще вчерашний адепт ордена Гусу Лань, часто слышал о войне с таким громким названием, что случилась еще до его рождения. О том, как один клан возгордился собственным величием, богатством, властью, влиянием и решил встать над всеми остальными и править ими по своему разумению. О тех, кто воспротивился его тирании, и какая жуткая кара ждала бунтовщиков. О том, как заклинатели со всей Поднебесной, под предводительством четырех великих орденов – Цинхэ Нэ, Юньмэн Цзян, Ланлин Цзин и Гусу Лань, сплотились и вместе уничтожили гегемонию ордена Цишань Вэнь.

Эта история, как страшная сказка, передавалась из уст в уста даже среди простого люда, далекого от мира заклинателей, восставших мертвецов и прочей нечисти; и со временем обросла таким бредом подробностей и слухов, что уже трудно было отделить правду от вымысла. И рассказывали ее вместе с легендой о Старейшине И-Лин! Страшном и ужасном отступнике выбравшим кривую дорожку тьмы, что привела его к безумию и он, напав на товарищей по оружию, подняв меч против названного брата, вырезал всю семью его воспитавшую, оставив сиротой племянника, еще совсем младенца, уничтожив его родителей самым грозным своим оружием – Призрачным генералом, пока самого не растерзали его же призванные войны. О том, сколь много истины в ней, мало кому есть интерес, было бы чем ребятню шугать, и то радость. Этом юный заклинатель понял еще тогда, когда оказывался в поселениях различной величины и слушал рассказы и сплетни, которые добрые люди, за звонкую монету или чарочку вина, рассказывали «по секрету» всем, кто готов был слушать.

И лишь ночью, когда беспокойный сон настигал его, все старательно скрываемые днём чувства, за учтивостью и манерами, смогли в полной мере проявить себя. К нему вернулись кошмары. Из-за них, Юань старался не спать как можно дольше, стараясь утомить сознание сложными мыслями, а тело тяжелой дневной работой, желая устать до такой степени, чтобы можно было провалиться в благословенную тьму без сновидений.

Сегодня, долгожданное забытье пришло много позже полуночи, когда даже сверчки и прочая ночная живность замирает, погружая мир в безмолвную тишину. Но лишь, как когда-то в детстве окунулся в самое страшное своё воспоминание, где был животный страх, боль от расставания и одиночество. Он вновь звал Вэй Ина, и этот зов иногда вырывался наружу тихим шепотом, звучанием своим еле различимым среди шелеста травы и уносимый ветром в даль, в чернильные небеса, усыпанные холодными и такими далекими звездами, безмолвные свидетели событий прошлых лет, хранители древних тайн. Цеплялся маленькими ручками за него мертвой хваткой. Просил остаться, но никак не мог удержать. Он в ответ что-то говорил - слов не разобрать. Красивое лицо расплывалось от застилающих взор слез и лишь улыбка исчезала последней. Из горла рвался безмолвный крик, сотрясая тело в беззвучных рыданиях, но он ведь обещал сидеть тихо-тихо, как мышонок.

После этого, Вэнь Юань не единожды просыпался со слезами на глазах и натыкался на такой понимающий взгляд Вэнь Нина, что становилось не по себе. Он ведь никогда не спит, никогда не устает, не нуждается в пище, и в такие неловкие и уязвимые моменты для живого, как сон и прочие потребности, он наблюдал за ним, видел его метания, о которых человек даже не подозревает, но тактично молчит, делая вид, что ничего не произошло. Но не этой ночью.

Легкая поступь, внезапного гостя не потревожила чуткий сон юноши, когда шорох стал громче, его мерное дыхание не сбилось, но шумно вздохнул и напрягся, когда его головы коснулась теплая ладонь.

- Сянь-гэ…гэ... – Шепот от расслабленных сном связок получается хриплый, надрывный. Тот так же его гладил, когда… прощался? Да, сейчас он это понимает, понимает и этот виноватый взгляд на таком родном лице. Юань не сразу понимает в какой конкретно момент его выкинуло из сна, хотя сонная нега продолжала прижимать расслабленное тело к земле, словно тяжелым ватным одеялом. В расфокусированных глазах цвета горечавки отражались пляшущие искры от импровизированного костерка, но что-то такое не давало просто расслабиться и погрузиться в очередной сон без сновидений, позволивший бы ему просто выспаться. Легкая тяжесть на голове. И тепло. Словно кто-то опустил руку на неё и… гладит? Невесомые движения, от которых чуть шевелились волосы от натяжения и приминаемая тонкая ленточка.

[Какое бесстыдство.]

Обделенные лаской адепты строгого Ордена Гусу Лань, ощущают чужие прикосновения довольно остро. Но, единственным, кто мог бы так поступить сейчас, сидел напротив него. Хотя, вряд ли бы его прикосновения внезапно стали дарить тепло. Это было бы Очень странно. Насилу приподняв голову, чтобы увидеть кто позволил себе подобную наглость и неуважение к столь значимой вещи для любого адепта, выращенного в Облачных Глубинах, юноша, грешным делом, подумал, что его сознание малость помутилось. В неясном отсвете костра мелькнул знакомый профиль и подрисовал черты принадлежащие Старейшине И-Лин из его памяти, и лишь моргнув пару-тройку раз в попытке смахнуть сонную поволоку с глаз, образ принял более реалистичное лицо, странного дурачка из деревни Мо, которое по не менее загадочному стечению обстоятельств, досталось тому самому Старейшине И-Лин которого он когда-то знал. Такой разный, такой родной и находился непозволительно близко, прикасался к нему, будто и не было всех этих долгих лет. Это больше походило на сон, чем все его кошмары вместе взятые. В них была память, где-то счастливая и безработная, где-то наполненная страхом и болью, но он ни на что бы не променял свои воспоминания. И даже, если у него начались галлюцинации, Вэнь Юань был не против досмотреть этот сон до конца.

- У-учитель Вэй? - Собственный голос показался до неприличия громким, распугивая последние крохи сонливости, которые как ветром сдуло. Собственно, Призрачного генерала сдуло еще на моменте его пробуждения, оставляя их одних, оправдываясь дозором, хотя кому они нужны на руинах былой империи? Самого же парня сдуло чуть запоздало с нагретого собственным телом местечка, не шибко быстро и не очень далеко, буквально на полметра, как раз чтобы сесть в приличную позу, и тут же зябко поежился, когда ночная прохлада нагло пробралась под полы одежд холодя разгоряченное и разморенное после сна тело. Нет, это точно не сон. Во сне нет сторонних раздражителей в виде промозглого ветра или вездесущих камней, впивающихся в различные части тела. И стыдные слезы не катятся по щекам, они там как бы есть и есть, а тут… мокро и холодит. И лишь утерев глаза, надеясь, что это выглядит естественным жестом после пробуждения, а не попыткой скрыть влажный блеск, поднял их вновь на Вэй У Сяня. Он смотрел в эти глубокие серые омуты, растерянный и смущенный спросонок, не зная наверняка, говорил ли он этой ночью во сне или нет. Ведь это так стыдно и неловко, видеть воочию того, кого только что обнимал в грёзах. О том как это может выглядеть со стороны думать было страшно, а если его посчитают каким-нибудь извращенцем. Если над ним просто посмеются как когда-то, он стерпит, не привыкать. Вэй Ин часто не ведая совести дразнил его маленьким, но, если он неправильно поймет? Наверное, ему стоило больше благодарить благословенный сумрак ночи стирающий краски и убавляющий их яркость, иначе сидеть ему алым маком, не имея такой идеальной кожи, которая бы не выдавала его сильного волнения.

Кое-как совладав с разбегающимися эмоциями, он таки задал еще один вопрос, но уже более осмысленный и вполне резонный. Ведь каждый из них пошел своим путем не для того, чтобы через несколько дней встретиться вновь. Это ведь правильно. Правильно желать другим счастья, верить в то, что после всех тревог и волнений, сейчас у его самых близких людей, наконец все наладиться. Каждый из них заслужил свое счастье. А он... ему просто нужно время прийти в себя, разобраться в собственном душевном раздрае, научится вновь жить без сожалений, и понять кто он такой? Им всем нужно время... он еще не готов....

- Ч-что... вы тут делаете? И где Хань… - он еще не договорил, осекаясь на полуслове. Юань не был уверен, что стоит продолжать и интересоваться тем, что его не касается. Но наметанный взгляд охотника уже прочесывал местность на наличие еще одного человека, словно тот мог целенаправленно скрываться за любым валуном. За последние несколько месяцев с возвращения Вэй Ина в подлунный мир, тот ни разу не оставался один. Лань Ванцзы, неотступно следовал за ним по пятам, оберегая новый сосуд пуще зеницы ока, не отпуская от себя надолго и далеко без особой на то причины. В голове даже мелькнула шальная мысль, что с ним самим что-то случилось, но тут же была отправлена обратно, откуда вылезла. Это ведь Хань Гуан Цзунь (!) с ним в принципе ничего не может случиться. Но его не было пределах видимости. Но он ведь не мог не подойти и не поздороваться, да и играть в прятки - благо на руинах некогда величественного города, укромных мест для это было больше, чем просто достаточно - как-то точно не в его стиле.[nick]Lan ZiShui[/nick][icon]http://s9.uploads.ru/O2tfH.jpg[/icon]